Тимоти Лири Составила Инна Митрофанова из книги "История будущего" Когда я оглядываюсь на свою плодотворную, непрерывно меняющуюся и невероятно интересную жизнь, то понимаю, что никогда не изменял своим основным убеждениям. Исследование территории разума, эволюция и новаторство -- вот то, чем я упорно и открыто занимался, видя в этом противоядие окончательной и бесповоротной зрелости.

Отец Тимоти, по прозвищу "Тоут", презирал тех, кто работал на систему. Он был дантистом, но практиковал стоматологию изредка, скорее в качестве эдакого джентльменского хобби. Маленький Тим с мамой Эбигейл часто проводили ночи, слушая пьяного Тоута, который декламировал Шекспира, Китса, По и Колдриджа. "Тоут передал мне кельтский вкус к пьянящей поэзии, бардовскую страсть и ораторский пыл". 

В школьные годы любимым местом Тима стал кабинет деда с огромной библиотекой. Узнав, что маленький Тим прочитывает от восьми до десяти книг в неделю, дед дал внуку прекрасный совет: "Никогда не поступай так, как поступают другие. Ищи свой собственный путь... Будь единственным в своем роде!" Эти слова глубоко запали в душу Тима. 

После окончания школы его приняли в университет Алабамы, где он решил специализироваться по психологии. Заведующий кафедрой дал ему понять, что ищет толковых студентов. "Впервые в жизни я услышал, что кто-то говорит об интеллектуальных способностях как о положительном и желательном качестве. Вплоть до этого момента мой ум всегда доставлял мне сплошные неприятности. Я привык слышать, что добродетелью считается лишь конформизм". 

Через некоторое время Тим был исключен из университета за то, что ночевал в женском общежитии. И это несмотря на то, что он был круглым отличником. 

Спустя некоторое время Тим поступил в докторантуру на кафедру психологии калифорнийского университета Беркли, где начал проводить важные исследования в области психотерапии. "Меня всегда влекла психология. Мне достаточно повезло родиться в такое время, когда психология приобретала популярность в Соединенных штатах. Казалось, это была самая важная наука, которую стоило изучать. То было время Фрейда, Юнга и многих талантливых европейских психологов, которые занимались проблемами человеческого разума. Возможно, Фрейд немножко "задвинулся" на своей анально-оральной теории -- можно классно поразвлечься, читая некоторые из его сочинений, -- но он был во многом прав. В сущности, он говорил, что все люди отличаются друг от друга, и это различие определяется событиями, которые происходили в их жизни, а вовсе не их религией или национальностью. Кстати, я получил подготовку как фрейдовский психоаналитик. А что касается фрейдовской концепции "эдипова комплекса", то, по-моему, это просто экстравагантный способ констатировать тот факт, что твоя мать и твой отец оказывают на тебя некоторое влияние. Это обыденное представление, приправленное древнегреческой мифологией. 

Проводя первые эксперименты в психологии, я представлял себя физиком. Я хотел изучать природу движения человека. Все, что я делал, было сравнением движения одного человека с движением другого человека. Я говорю о взаимодействии и действии. Знаете, когда человек попадает на сеанс групповой терапии, он оказывается в клинике. Секретарь записывает его на прием, а затем пациент видит перед собой служащего социальной сферы. Сначала его тестирует психолог, потом оценивает врач. Мы получали от каждого из этих профессионалов оценку поведения пациентов на основе межперсональных представлений. Знаете, что нас поражало и забавляло? Оказалось, что пациенты гораздо лучше диагностировали состояние специалистов, а не наоборот. К примеру, пациент говорил психологу: "Вы знаете, что у вас анально-невротическая личность?" -- и, как правило, оказывался прав". 

Занимаясь обширными исследованиями, группа Лири обнаружила, что одна треть пациентов, проходивших курс психотерапии, начинала чувствовать улучшение состояния, одна треть ощущала ухудшение состояния, а состояние последней трети пациентов не менялось вовсе. Они пришли к выводу, что в действительности психотерапия не работает. 

Глубоко подавленный Тим, отдавая себе отчет в том, что "его профессия на практике неэффективна", оставляет свой пост в Беркли и переезжает в Европу, где живет на маленький исследовательский грант. В Европе Тима навещает старый коллега по Беркли Фрэнк Бэррон. Фрэнк рассказывает Тиму о своем путешествии в Мексику, где он ел ритуальные грибы и пережил мистический опыт. Бэррон считал, что эти грибы способны трансформировать психику. Поначалу эта новость не произвела на Тима особого впечатления и он иронично предупредил Бэррона, что тот рискует лишиться репутации серьезного ученого. 

Весной 1960 года Тим начинает преподавать в Гарварде. Тем же летом он проводит отпуск в мексиканском городе Куэрнавака. Один антрополог из университета в Мехико, часто посещавший виллу, на которой остановился Тим, предложил ему попробовать "священные грибы". Лири решился на эксперимент, надеясь, что грибы могут способствовать психологической трансформации. Его надежды оправдались. "Я предавался восторженному наслаждению, которое испытывали мистики на протяжении столетий, когда заглядывали за занавес и обнаруживали, что этот мир -- настолько реальный в своем проявлении -- в действительности лишь крошечная декорация, сконструированная разумом... Мистики возвращались оттуда, восторженно и бессвязно бормоча о высших уровнях восприятия, где видишь реальности, в сотни раз более прекрасные и наполненные смыслом, чем успокаивающие знакомые сценарии нормальной жизни... Мне вдруг открылась простая истина: все, что мы считаем реальностью, -- это не что иное, как социальная фабрикация". 

Тим настолько поражен "грибными переживаниями", что упрашивает гарвардскую администрацию разрешить ему проведение исследований воздействия псилоцибина и просит позволения оформить заказ в швейцарскую фирму Сандос Фармасьютикл на поставку псилоцибина -- синтезированного эквивалента психоактивного вещества "магических грибов". Он интуитивно чувствует, что грибы могут стать инструментом для перепрограммирования мозга. Он полагает, что при употреблении грибов под руководством опытного наставника происходит освобождение человека от болезненных представлений о самом себе и от отупляющих социальных архетипов, трансформируется характер и поведение человека. Лири и Баррон разработали проект исследований, который был назван "Гарвардской программой научных исследований психоделических наркотиков". 

Строго говоря, Лири не был первым психологом или первым современным философом, взявшимся за исследование потенциальных возможностей психоделиков (изменяющих сознание галлюциногенных наркотиков). Уже были опубликованы книги Олдоса Хаксли "Врата восприятия" и "Небеса и ад", исследования по этой теме вели также и другие эксперты. Среди них были философ Джеральд Херд и психиатр Оскар Джанигер (консультировавший в своем лос-анджелесском кабинете таких именитых пациентов, как Гэри Грант и Анаис Нин). Они разрабатывали различные методы психоделической терапии и добились значительных результатов в лечении неврозов и алкоголизма. Общеизвестно, что ЦРУ и химические войска армии США проводили секретные исследования действия сильных галлюциногенов с целью лишения боеспособности внешних и внутренних врагов и разрушения их психики. 

Но есть три особых фактора, которые характеризуют деятельность Лири в этом направлении. Во-первых, он широко использовал в общей схеме эксперимента теории трансакционного анализа: терапевты не давали лекарства пациентам, а потом не сидели рядом с ними и не наблюдали за их реакциями, а входили в наркотическое состояние вместе с пациентами. Во-вторых, Лири разработал концепцию "настройки и выбора окружения": если вы определенным образом настраивали человека, собиравшегося принять наркотик, и окружали его ласковым вниманием, то увеличивали вероятность того, что психологическое состояние человека заметно улучшалось. Последним компонентом, который отличал деятельность Лири от деятельности всех прочих исследователей психоделических препаратов, была сама личность Лири. Это был пламенный новатор и исследователь, и хотя его внутренний огонь порой превращал его жизнь в ад, в конечном итоге это был огонь славы, которая выпала на долю Лири в современной истории. 

Погрузившись в исследования мира психоделических наркотиков, он понял, что их можно использовать в терапевтической психиатрии в качестве нового химического средства для изменения мозга, и принялся исследовать влияние галлюциногенных препаратов на нервную систему человека. Как истинный исследователь, он скрупулезно разрабатывает и ставит лабораторные эксперименты. К сожалению, в это время официальная медицина объявила ЛСД опасным новым наркотиком. В порыве праведного гнева власти классифицировали ЛСД как нелегальный наркотик типа героина. Эксперименты Лири быстро свернули, посчитав характер его исследований слишком неоднозначным. 

В первых экспериментах, которые Лири проводит вместе с Барроном, участвуют гарвардские выпускники. Почти все выпускники с таким рвением принимали участие в экспериментах, что это вызвало недовольство у остальных сотрудников факультета. Большинству из них нечего было противопоставить новой парадигме и поэтому они не проявляли особого интереса к этим экспериментам. "Различия между теми, кто стремился исследовать новые территории мозга, и теми, кто не рисковал и не ставил под сомнение прежние ценности, были первыми ласточками глубокого культурного конфликта, которому предстояло разгореться в следующем десятилетии". 

Когда были получены некоторые положительные результаты, которые подтверждают правильность выбранного им направления, и приобретен опыт проведения "психоделических сеансов", масштабы экспериментов расширились и вышли за пределы стен университета. Следующий уровень: лечение психоделиками тюремных заключенных. Тиму разрешили давать псилобицин специально отобранным заключенным в государственной тюрьме Конкорд. Исследовательская группа стала одновременно и группой поддержки для обитателей тюрьмы, когда те вышли на свободу. В 90 процентов случаев работа этой группы помогла бывшим заключенным воздержаться от совершения новых преступлений. 

Эксперименты проводились также на группе студентов богословия. Цель исследований состояла в том, чтобы проверить, способно ли химическое изменение сознания вызвать более яркие мистические переживания. Результаты подтвердили это предположение. Студенты, которые приняли псилоцибин, испытывали реальные духовные переживания, тогда как студенты, принявшие плацебо, не испытывали ничего. Результаты казались потрясающими, но Тим так никогда и не получил высокой оценки, которой заслуживала его работа. Мысль о людях, способных напрямую контактировать с Богом, крайне раздражала религиозные учреждения страны. "Мы столкнулись с иудео-христианской приверженностью одному Богу, одной религии, одной реальности, которая столетиями заставляет страдать Европу и Америку с первых дней ее основания. Наркотики, открывающие сознание множественным реальностям, неизбежно приводят к формированию политеистических взглядов на Вселенную". Глава закончена. Эксперименты завершаются. 

В Гарварде Тим знакомится с Олдосом Хаксли и Алленом Гинзбергом, и они популяризуют псилоцибин среди таких знаменитых интеллектуалов, как Уильям Берроуз, Телониус Монк и Джек Керуак. Хаксли полагал, что наркотики должны употребляться лишь в богемно-артистических кругах. Тим вместе с Гинзбергом вполне в духе своих профессиональных убеждений верил, что психоделики может употреблять каждый, и даже считал, что обыкновенным людям они принесут куда больше пользы. Примерно в это же время в Беркли возвращается Баррон, и Тим начинает тесно сотрудничать с доцентом Ричардом Олпертом. 

В это время на сцену выходит новый персонаж -- студент философии Майкл Холлингсхед. Он появляется в Гарварде с майонезной баночкой, которая наполнена сахаром, сдобренным ЛСД, и привлекает внимание Тима рассказами о действии ЛСД. Тим узнает, что ЛСД -- это мощнейший галлюциноген, синтезированный швейцарским ученым д-ром Альбертом Хоффманом в начале сороковых годов. Тим принимает ЛСД и признается, что "на это раз все происходило по-другому. Это был самый потрясающий опыт в моей жизни". 

Многим профессорам не нравилось, что Тим дает аспирантам и выпускникам наркотики, и они потребовали усиления контроля за экспериментами и исследованиями Лири со стороны администрации университета. Для Тима это было возвратом к прежнему отжившему стилю отношений между врачом и пациентом, против которого он так неистово сражался. Конфликт разгорелся еще больше, когда в дело вмешалось бюро по борьбе с наркотиками. Вскоре Тим узнал, что их деятельностью заинтересовалось ЦРУ. Более того, многие младшие студенты, которые были лишены возможности участвовать в программе исследований, нашли другие способы доставать и активно принимать ЛСД. Многие родители забили тревогу, выяснив, что их дети, которые пошли в Гарвардский университет, чтобы впоследствии влиться в элитные круги и стать "цветом общества", вместо этого видят Бога и собираются в Индию. На руководство факультета было оказано сильнейшее давление. "Деканы оказались связаны по рукам и ногам. Они твердо поддерживали наши исследования, которые уже вызывали мировой интерес, но на них было оказано такое политическое давление, что они не могли нас никак защитить в условиях этой антинаркотической истерии". В тридцатые годы Тима и Олперта "освобождают" от занимаемых должностей в Гарварде. 

Лири и Олперт не особенно печалились по поводу увольнения. В жизни Тима наступает новый этап. Весной 1962 года Лири и Олперт продолжают исследования психоделиков в особняке Миллбрук, расположенном неподалеку от Нью-Йорка. По выходным в нем "тусуются" хиппи и богема, "отлетая" в другие реальности и исследуя пограничные состояния своей души. "Мы считали себя антропологами из двадцать первого века, населявшими машину времени, которая приземлился в мрачных шестидесятых. В этой космической колонии мы стремились создать новое язычество и новое понимание жизни как искусства". 

Но вскоре Тим обвиняет Олперта в том, что тот перестал контролировать события, которые происходят в особняке, и они разрывают отношения. Олперт принимает имя "Баба Рам Дасс" и становится уважаемым учителем восточных дисциплин. 

Еще когда Тим работал в Гарварде, его навестила социалистка из Вашингтона Мэри Пинчот. Она хотела узнать как можно больше о сеансах ЛСД и способности психоделиков изменять сознание людей. Она сказала, что есть влиятельные фигуры в Вашингтоне, которых интересует действие этого наркотика. И предложила "... перенести исследования по наркотическому освобождению сознания людей, которые ныне проводятся на студентах, на более высокий уровень. Ради мира, не ради войны. Мы можем "подключить" Кабинет. Сенат. Верховный суд". 

После разрыва с Олпертом Тим вспомнил об этом несколько жутковатом предложении. "Но, поразмыслив, я понял, что оно близко к тому, что мы, гарвардцы, лениво грезившие о многообещающем будущем в наших комнатах для сеансов ЛСД, называли целью наших научных исследований психоделических препаратов. Я взглянул на свое отражение в окне: сорокадвухлетний мужчина, вовлеченный в феминистский сценарий "наркотического подключения" лидеров правительства США к идее установления мира во всем мире. После ухода из Гарварда Тим несколько раз встречался с Мэри, которая его предупредила, что за ним следит пристальное око ЦРУ и что нужно перестать заниматься открытой пропагандой психоделиков. Во время последней встречи она выглядела по-настоящему испуганной. В следующий раз Тим увидел ее мертвые глаза на газетном снимке. Она была убита прямо на улице во время прогулки по набережной канала Огайо в Джорджтауне двумя выстрелами в левый висок и одним выстрелом в грудь. Один из ее друзей сообщил репортерам, что Мэри иногда гуляла здесь со своей близкой подругой Жаклин Кеннеди. Тим хотел узнать больше. "Близкий друг семейства Кеннеди убит при свете дня без видимой причины! И это не вызвало особой шумихи в прессе. Никаких гневных протестов. Никакого расследования". Здесь явно что-то было не так, и Тим это понимал. 

Стремясь отойти от лихорадочного темпа жизни Миллбрука, Тим взял своих двоих детей и будущую жену Розмари Вудрафф, чтобы отправиться на отдых в Мексику. Но ему отказали во въезде в страну, а по возвращении домой у его восемнадцатилетней дочери была найдена марихуана. Тим тотчас же взял всю вину на себя, что было встречено полицией с восторгом. Его приговорили к тридцати годам тюремного заключения, а его дочь -- к пяти годам тюрьмы, и это за то, что у них нашли марихуану на сумму десять долларов! Эта судимость превратила Тима в героя-мученика и невероятно повысила его популярность. Однако в тот период правительство начало активнее проводить свою антинаркотическую политику и Ричард Никсон назвал Тима "самым опасным человеком в Америке". Безуспешные рейды и назойливое внимание Дж. Гордона Лидди ознаменовало окончание "миллбрукской эры". Лири был выпущен из тюрьмы лишь под огромный залог. 

Помимо смены культурных ориентиров, сильную обеспокоенность правительства вызывало повальное применение ЛСД молодежью. Газеты пестрели сенсационными сообщениями о жутких галлюциногенных переживаниях молодых людей, от которых в жилах стыла кровь. "Политики, полиция, официальная психиатрия -- все в один голос ополчились на ЛСД и марихуану как самую страшную угрозу существованию человеческой расы". Тима огорчало, что общество так дружно предает анафеме ЛСД и при этом не обращает ни малейшего внимания на алкоголь, вызывавший действительно страшные последствия. Он начал выступать с лекциями, давать интервью и писать статьи в журналы, в которых подчеркивал необходимость присутствия опытного наставника и глубоких знаний при проведении сеансов ЛСД. Америка нуждалась в разработке ответственной политики в области применения наркотиков, и это подразумевало образование и воспитание, а не криминализацию. Однако его статьи практически не попадали в толстые журналы. 

Тим понимал, что необходимо позитивное освещение психоделиков в печати и положительные ассоциации с ЛСД. Один из друзей предложил ему встретиться с Маршаллом Маклуэном, который может сформулировать принципы создания позитивного образа ЛСД в обществе. 

Маршалл сказал: "Тошнотворные слушания в Сенате и залах судебных заседаний -- это не те трибуны, с которых стоит выступать. Вы должны воспользоваться самыми современными тактиками, чтобы пробудить "потребительский интерес". Необходимо провести параллель между ЛСД и всем хорошим, что способен создать мозг: красотой, блаженством, философским чудом, религиозным откровением, повышением интеллектуального уровня и мистическим романтизмом". Тим заметил, что "оппозиция" уже опередила их, "вылив" в прессу поток негативной информации о ЛСД и опасностях, которые таит в себе переимпринтирование сознания под воздействием ЛСД. Маклуэн снова повторил, что именно поэтому нужно сформировать в обществе позитивный образ "гуру ЛСД". Он посоветовал Тиму улыбаться, когда его фотографируют, никогда не появляться на публике сердитым и излучать надежность и силу. 

"Я последовал его совету и шаг за шагом, от увольнения из Гарварда к депортации, от Ларедо к рейдам Лидди, отстраненный от научных исследований и академической среды, я перешел в открытую оппозицию политике правящего режима". 

Вскоре после этого он придумал выражение "Turn On" ("включись", т. е. активизируй свои нейральные и генетические задатки), "Tune In" ("настройся", т. е. гармонично взаимодействуй с окружающим тебя миром.) и "Droр Out" ("выпади" -- подразумевается активный, избирательный и элегантный процесс отслаивания рефлекторных или бессознательных убеждений.) К несчастью, пресса восприняла эту фразу как призыв "дуреть от наркотиков и отказаться от любой конструктивной деятельности". 

Тим и Розмари переехали в Лагуна-Бич, посещали дружеские собрания и проявляли социальную активность в отношении военно-экономической деятельности страны. Подав апелляцию, Тим выступал с лекциями и давал интервью. Он записывал музыкальные альбомы с Джими Хендриксом, Стивеном Стиллзом и Бадди Майлзом. Вместе с Джоном Ленноном и Йоко Оно он спел песню Give Peace a Chance (Дайте миру шанс). Он решил баллотироваться на пост губернатора Калифорнии, и по его просьбе Джон Леннон написал песню Сome Together (Собирайтесь вместе). в качестве лозунга-манифеста для предвыборной кампании. 

Тиму повезло, и дело о наркотиках, заведенное в Техасе, было отменено после рассмотрения в Верховном Суде. Однако отношения с калифорнийскими властями у него не сложились. Как-то раз они ехали в машине и полиция прижала их к обочине. За обладание двумя сигаретами с марихуаной они были арестованы полицейским, о котором все знали, что тот специализируется на подбрасывании наркотиков. При обыске Джека и Розмари у них нашли гашиш и таблетки с "кислотой" (ЛСД). Тим не выступил с протестом по поводу сигарет, иначе их перевесили бы на Джека и Розмари. Итак, в самом консервативном округе США и на родине Ричарда Никсона Тим получил десять лет тюремного заключения и был немедленно отправлен в тюрьму за преступление, которое обычно предусматривало шесть месяцев условно. На получение решения апелляционного суда могло уйти два года. 

После того, как Тим ответил на тюремный психологический тест, который в основном базировался на его исследованиях, его переправили в тюрьму с менее строгим режимом в Сан-Луис-Описпо. Оттуда он совершил невероятный побег, сумев спрятаться от лучей прожекторов и перелезть через колючую проволоку. "Представьте, в какой ситуации я оказался: сорокадевятилетний мужчина, которому грозило провести оставшуюся жизнь в тюрьме только за то, что он призывал людей не бояться новых возможностей, которые перед ними открываются, и делать свой выбор, опираясь на разум. И это в то время, когда американское правительство возглавляется Ричардом Никсоном, Спиро Агнью, Робертом Холдимэном, Дж. Гордоном Лидди, Дж. Эдгаром Гувером и другими клиническими противниками демократического процесса". 

Вскоре после побега Тим "выныривает" в Алжире, где ему предлагало убежище находившееся в эмиграции руководство Черной пантеры во главе с Элдриджем Кливером. Однако сам Кливер считает Тима человеком неблагонадежным и помещает его и Розмари под домашний арест. Им удается бежать в Швейцарию, и Тим пытается получить убежище там. В это же время он знакомится с человеком, синтезировавшим ЛСД, -- д-ром Альбертом Хоффманом. Во время встречи Тим расспрашивает Хоффмана об опасностях, которые таит в себе ЛСД. "Без малейших колебаний Хоффман ответил, что нет никаких доказательств, которые бы подтверждали разрушительное воздействие ЛСД на мозг". 

Администрация Никсона требует выдачи швейцарскими властями американского преступника Лири. Швейцарские власти отказываются продлевать предоставленное Лири убежище, и он вынужден бежать в Афганистан. Его арестовывают прямо в аэропорту и передают в руки сотрудников управления по борьбе с наркотиками. 

С 1972 года Тим кочует по тюрьмам и выходит на свободу лишь в 1976 году, когда на место старого судьи пришел его преемник. Тим снова на перепутье. "И вновь я оказался в зыбкой и неустойчивой позиции. Мне пятьдесят шесть лет, у меня нет ни дома, ни работы, ни кредита и очень мало веры. Я чувствовал себя довольно одиноко. То было вполне подходящее время, чтобы начать новую жизнь". Он переезжает в Лос-Анджелес и начинает вращаться в голливудских кругах. Он ощущает, как Голливуд буквально возрождает его к жизни. В конце концов, разве кинематограф не изменяет восприятие? 

В 1978 году он женится на Барбаре Чейз, у которой был сын Зак. У Тима складываются такие взаимоотношения с мальчиком, которых у него никогда не было с первыми двумя детьми. Он наслаждается общением с Заком. 

В восьмидесятые годы Тим совершает лекционные турне по колледжам и рисует картины увлекательного будущего, которое принесут в мир компьютеры. "Это было настоящей эволюцией. В шестидесятые годы мы совершили великое открытие: оказывается, технология органической химии способна изменять ваш разум. А теперь мы узнаем, что эти изменения могут вызываться не порошками и курительными смесями, а электронными пучками и экранами". Он открывает свою собственную компанию "Футик" по разработке программного обеспечения, кодирующего аналоговую информацию, которая содержится в мыслеобразах, в цифровую. Он убежден, что в девяностых годах Интернет станет чем-то вроде ЛСД в шестидесятых, обогащая сознание людей на массовом уровне. 

Круг замыкается в девяностых. Тим начинает понимать, что управляемая компьютерами электронная среда -- это детище психоделической революции. На фоне расцвета перспективных технологий Тим приступает к модернизации всей своей деятельности. Его лекции превращаются в мультимедийные буффонады, сопровождаемые синхронной демонстрацией видеоряда на дисплее и музыкой. Его книги становятся графическими романами, продуктами компьтеризации. Он фокусирует основное внимание на расширении мировой сети Интернета. Тим осознает, что сетевое пространство и есть то самое место, в которое он стремился всю свою жизнь, место, где ты можешь создавать свои собственные миры и взаимодействовать с ними. 

Вскоре Тим концентрирует все усилия на создании собственной странички в Интернете, httр://leary.com, куда помещает архивы, забрасывает новые идеи и где общается с фанатами. В своей последней книге "Хаос и киберкультура" он написал, что компьютеры изменили характер межличностного общения. "Я принадлежу к старшему поколению. Мы пользуемся электронной почтой и думаем, что это "чертовски круто". А молодежь тем временем проводит все свободное время в on-line Интернета. Какая там электронная почта, они же живут в глобальной сети! У каждого уважающего себя десятилетнего мальчишки есть своя страничка в Интернете. Это же поразительно, а если учесть, что все это ежемесячно изменяется.... Многоканальность, скорость, мировой масштаб, визуализация. Естественно, слова по-прежнему значимы, если употреблять их в качестве символов. Как слово "коммунизм", к примеру". 

Но он не утрачивает интереса к традиционным источникам информации -- книгам: "Если ты втягиваешься в электронно-экранную жизнь, это вовсе не значит, что тебе следует забыть о книгах, из которых ты черпал информацию в прошлом. Формулировка "книги или компьютеры" -- это полный бред. Книги и компьютеры"! 

На вопрос одного из корреспондентов, бравших у Лири интервью незадолго до его смерти, о том, хотел ли бы он, чтобы разум людей изменялся каким-то определенным способом, Лири ответил: "Нет. Я хочу, чтобы люди располагали информацией и были готовы изменять свой разум, а как они будут это осуществлять -- их частное дело. Меня не волнует, как именно ты изменяешь свой разум, если ты не не применяешь при этом силу. И еще, если позволите, я бы посоветовал заниматься этим с друзьями. Жизнь -- это игра в команде, умирание -- это игра в команде, и исследование "прекрасного нового мира" компьютерных экранов -- это тоже игра в команде. Нет ничего печальнее, чем одиноко сидеть перед экраном вынужденные восемь часов в день. Наверное, это так же грустно, как принимать наркотики в одиночку. Вся "соль" наркотиков как раз и состоит в этом, что ты разделяешь этот "кайф" с командой". 

Узнав в январе 1995 года, что смертельно болен (рак предстательной железы в неоперабельной стадии), он жадно хватается за опыт умирания как за величайшее путешествие всех времен. "Тогда я ничего не знал о раке, и мне захотелось разузнать о нем все. Когда выяснилось, что я смертельно болен, я ощутил эйфорию. Я просто сгорал от любопытства: "Вот здорово! Наконец-то начинается настоящая игра". Переживание процесса умирания было полем битвы для всех великих философов, со времен Платона и Сократа вплоть до наших дней... Это было даже нечто большее, чем острое любопытство. Это было предвкушение. В конце концов, мне 75 лет. Я прожил долгую и плодотворную жизнь. Я же не юноша, который умирает в расцвете сил, когда перед ним только раскрывается светлое будущее. Я пишу о смерти, размышляю о смерти и практикую умирание долгие годы". 

Он не впадает в меланхолию и депрессию. Он по-прежнему часто устраивает приемы и его видят на городских мероприятиях, куда он приезжает на своем инвалидном кресле. Пытаясь сорвать завесу секретности и разрушить многие табу, связанные с процессом умирания, он решает осветить этот процесс от начала и до конца, оставив после себя "карту", которую он метко окрестил "Топологией умирания". Он сообщил семье, друзьям и журналистам, что намерен исследовать умирающее сознание точно так же, как когда-то исследовал альтернативные реальности сознания, открывавшиеся при употреблении наркотиков: отважно и с юмором. 

С течением времени заявления Лири стали еще более дерзкими. В какой-то момент он решил, что когда попытки поддержать его жизнь перестанут иметь какой-либо смысл, он в последний раз примет психоделик, выпьет самоубийственный коктейль и будет передавать все свои ощущения в мировую сеть Интернета. Затем, после его смерти, к делу подключится бригада криогенных техников, которые заморозят его тело, чтобы позже удалить и законсервировать его мозг. Как ученый, он не верил, что будет воскрешен в будущем, но понимал значение криогенных исследований и всегда выступал в защиту футуристических наук. Он считал это "своей обязанностью футуриста" и способствовал пропагандированию всего процесса. 

Само собой разумеется, что подобные проекты спровоцировали шумиху в средствах массовой информации, и вызвали презрительную критику со стороны активистов движения "Право на смерть", выступающих против искусственного продления жизни смертельно больных людей. Они считали, что Лири принимает свою смерть без надлежащего смирения. Слухи усиленно раздувались фанатами, стремившимися привлечь к себе внимание и претендовавшими на получение некой "внутренней" информации. 

Когда Тима спросили, верит ли он, что наступает такой момент, когда тело больше не функционирует, но мозг все еще жив, он ответил: "Это магическое время в человеческом существовании. Я лишь повторяю мысли, высказанные задолго до меня буддистами и индуистами. Это период, когда сознание покидает тело, но еще не останавливается мозг. В среднем он длится от двух до пятнадцати минут. Все великие философы говорят, что вам приходится высвобождаться из тела, что тело занимается всеми этими сантехническими делами, циркуляцией и подкачкой, а как только вы отключаете аппаратуру тела, наступает переломный момент, переходная фаза между умиранием и смертью. Мы видели эту стадию на более ранних этапах игры жизни, когда проводили эксперименты с ЛСД. Вот это территория!" 

Последней фразой, которую произнес Тимоти Лири перед смертью, ненадолго придя в сознание, была фраза: "А почему бы и нет?". Он повторял эту фразу многократно, на все лады, с разными интонациями: вопросительно, утвердительно, тихо, громко, задумчиво, печально и уверенно. Вскоре он скончался. В его смерти не было эпатажа. Он умер без вызова, спокойно и мужественно, в окружении близких, которых любил, и которые любили его. Это произошло ранним утром 31 мая 1996 года. 

В своем интервью Дэвиду Джею Брауну незадолго до смерти Лири сказал: 

"Один из самых важных уроков, которые я извлек, состоит в том, что, когда ты встречаешь на пути непреодолимую силу, не сдавайся! Продолжай двигаться вперед... Всегда живи в самом лучшем месте, где только можешь жить. Выбор места для съемок -- места, где ты ставишь фильм своей жизни, -- невероятно важен. Иди туда, где люди разделяют твои интересы, твои стремления и твой оптимизм. Разумеется, это место должно быть безопасным и защищенным..." 

ДБ: Есть ли какой-то секрет вашего нескончаемого оптимизма и мужества, которые вы демонстрировали все эти годы? 

ТЛ: Здравый смысл. Все это здравый смысл и честная игра. Потому что честная игра -- это и есть здравый смысл. По-моему, это правильный подход к жизни. 

Самым любимым словом Тимоти Лири было слово РАЗУМ, а его последним желанием -- создание ДОМа в киберпространстве, который может существовать вечно. 

 

  
  
  
  
  
  
См. также: 
 

• Таро Тимоти Лири
• Роберт Антон Уилсон