Предметы оккультизма не воспринимаются непосредственно пятью чувствами, на которые в конечном счете полагается все знание ученых-физиков. Границы того, что называют "оккультным", постоянно изменяются, ведь ученые то и дело изобретают новые приборы, благодаря которым силы, бывшие прежде оккультными, становятся воспринимаемыми для физических чувств. И теперь они уже не считаются оккультными.
Не так давно, например, оккультной была сила магнита. По сей день ученые-физики должны бы относить к сфере оккультного силу гравитации, ведь признано, что она действует на огромных расстояниях, где пяти чувствам совершенно нечего воспринимать. Пока что никто не может объяснить, какими скрытыми средствами эта сила передается.
Инфракрасные и ультрафиолетовые лучи также были оккультными еще несколько лет назад и до сих пор остаются таковыми для большинства людей.
Все ментальные силы вполне естественным образом попадают в эту же категорию. Например, гипнотизм, демонстрирующий власть одного разума над другим.
Итак, понятно, что употребление слова "оккультный" совершенно
произвольно, поскольку зависит от опыта говорящего -- то, что сокрыто от
одного, может быть воспринимаемо другим.
Именно Непонимание было причиной ужаса краснокожих перед гейзерами Йеллоустоуна: не зная естественных законов их существования, он боялся даже приблизиться к ним. Белый же человек, уверенный в том, что загадку можно решить, сделал из этого места свой всенародный парк развлечений. Дикари склонны приписывать таким феноменам, как гейзеры, сверхъестественное значение, бояться зажигательной силы увеличительного стекла, с благоговением относиться к фотографиям… Точно так же другие люди, более образованные, но вполне невежественные в данной конкретной сфере, видят в духовных феноменах лишь Божественное Вмешательство и Чудеса.
Все мы боимся того, чего не понимаем, но с пониманием
приходит смелость. Ведь по мере восхода солнца разума мы начинаем видеть,
как любую скрытую опасность -- если таковая имеется -- можно обойти. Знание
видит в опасности либо простое пугало, либо реальную угрозу. На пугало
можно не обращать внимания, угрозы же можно избежать, если не удается подчинить
ее воле человека.
Единственный прогресс человека, здесь и там, можно найти только в знании. Только благодаря знанию он может покорить свое внешнее окружение и наслаждаться тем, что оно предоставляет ему. Тот, кто не знает законов своего физического тела, обрекает себя на болезни. Тот, кто не знает законов приобретения, остается нищим. Тот, кто не знает социальных законов своей страны, рискует потерять свободу.
Так же и с вещами духовными. Только благодаря знанию духовных законов человек может формировать свою духовную окружающую среду и, еще будучи на Земле, наслаждаться духовными силами. Человек, не знающий законов своего духовного тела, навлекает на себя моральные болезни, которые будут преследовать его и по ту сторону могилы. Не знающий законов приобретения духовных свойств упускает величайшие сокровища этой жизни и переходит в жизнь потустороннюю в духовной нищете. Если духовно невежественный приходит в новую жизнь, не зная законов и обычаев обитателей тех сфер, или если он входит в контакт с ними, еще будучи воплощенным, в своем непросветленном состоянии он тоже может лишиться свободы. Только обладая знанием о самом себе и об окружающих его силах и энергиях, можно ожидать прогресса. Вот почему оккультист посвящает себя обретению такого знания.
Это обретение, как и любое другое, во многом зависит от
правильного начала. Начинающий оккультист, прежде чем отправиться на поиски
Золотого Руна духовной истины, должен убедиться, что он отплывает из правильного
порта и в верном направлении. Итак, в самом начале нашего смелого предприятия,
цель которого -- переправить ученика в безопасности через мутные воды метафизики
и высадить его на сияющих берегах оккультного знания, мы должны указать
порт назначения и показать, что это -- истинный порт.
Никакие философские спекуляции не позволяют отрицать существование мыслящего: сначала необходимо постулировать существование существа, способного мыслить, и лишь на этой основе можно строить отрицание. Когда философ признает наличие существа, способного иметь мнение, он утверждает себя как сущность; ясно, что без мыслящего невозможна и мысль, а если нет мысли, то не может быть и отрицания. Итак, никто не может отрицать свое собственное существование; на этой бесспорной предпосылке должна основываться любая корректная система философии.
Сознание мыслящего, существование которого только что было неопровержимо установлено, есть восприятие отношений. Отношения могут быть субъективными или объективными, но для того, чтобы их осознавать, надо иметь возможность сравнивать их. Когда нет никаких изменений, никаких относительных условий, не может быть и сознания.
Соответственно, ограниченные восприятия отношений означают ограниченное сознание, более же широкие восприятия относительных условий ведут к более широкому сознанию. Итак, эволюция наблюдается в направлении роста восприятия, то есть в направлении расширения сознания. По мере эволюции сознание расширяется; процесс эволюции бесконечен, и восприятие растет, пока не достигается абсолютное сознание.
Формы жизни, уступающие человеку в развитии, воспринимают более узкий мир, и эти восприятия мира, в котором они живут, служат основой их действий. Человек же способен не только воспринимать свое непосредственное окружение, но и запоминать многие из этих внешних восприятий, а потом комбинировать их в новом порядке. Такое сложное ментальное сочетание называется понятием. Понятия, в свою очередь, сочетаются в еще большее образование, которое мы называем знанием. Знание, таким образом, зиждется на восприятиях, полученных в опыте и сгруппированных в памяти.
Даже знание, полученное из книг, все равно приобретается посредством опыта. Ведь чтение чьего-то текста -- это такой же достоверный опыт, как если бы мы разделили с автором его физические ощущения. Конечно, такой опыт -- скорее ментальный, чем физический, но все-таки опыт. Рассуждение -- это тоже опыт, возникающий из сравнения отношений, хранимых в памяти. Воистину, у нас нет другого знания, кроме полученного из опыта, а опыт есть непрерывно растущее сознание отношений различных восприятий и понятий.
Первая форма сознания, как мы его рассматриваем, определенно является ограниченной. Будучи новорожденным младенцем, я обладаю лишь присущим всякой жизни инстинктом борьбы за существование. Сейчас нас не занимает вопрос о том, в какой степени врожденные инстинкты и склонности зависят от опыта души, предшествующего рождению в человеческой форме. Достаточно знать, что я, как и все живые существа, обладаю инстинктом поддержания собственного существования. Инстинкт приводит к действиям, направленным на получение телом должного питания, а эти действия отпечатываются в сознании. На данном этапе мне знакомо лишь несколько простейших ощущений, и диапазон моего сознания очень ограничен. Но при всей ограниченности вскоре уже вырабатывается смутное восприятие отношений. Так, я узнаю, что ощущение, которое я позже стану называть голодом, устраняется приемом пищи, и что определенные действия с моей стороны приводят к получению пищи от моей матери. Таким образом я делаю свой первый шаг в сфере позитивного знания: открываю связь между двумя комплексами ощущений.
Всякое возможное для меня знание, и сейчас, и после, должно строиться на подобном фундаменте; нет знания, которое не зиждилось бы на опыте, и нет опыта вне восприятия отношений и связей.
В данном типичном случае я нахожу, что за определенным комплексом ощущений следует другой комплекс ощущений. Это повторяется снова и снова, и наконец в памяти устанавливается связь. Поскольку в моем опыте эти два комплекса ощущений постоянно оказываются связанными, я заключаю, что за первым всегда наступает второй. Это и есть ЗНАНИЕ.
С каждым днем диапазон моего восприятия отношений расширяется. Постоянно увеличивается кладезь опыта. Некоторые объекты привлекли мое внимание через чувство зрения, и я заметил, что могу завладеть видимыми предметами, если протяну к ним руку. Поэтому я тяну руку к объектам моего желания. Поскольку мой опыт пока еще весьма ограничен, отрывочно и мое знание -- и я тянусь к предмету на другом конце комнаты с такой же уверенностью, как и к тому, который находится совсем рядом. Но его я не могу достать, и это тоже обогащает мой опыт.
Со временем я узнаю -- благодаря повторению этого опыта и сравнению его с опытом успешного завладения желанными предметами, -- что некоторые предметы находятся близко, а другие далеко. Так я вношу коррективы в свое изначальное впечатление о том, что протягивание руки приводит любой видимый объект в сферу чувства осязания. В мое сознание входит знание об отношении расстояния. Это знание подкрепляется и делается важным для меня через ощущения удовольствия и боли.
Вот иллюстрация функции удовольствия и боли: если, учась ходить, я тянусь в ожидании поддержки к стулу, который стоит слишком далеко, это неизбежно кончается падением и ушибом. Если же я правильно оцениваю расстояние, то избегаю боли падения и получаю удовольствие от своего достижения. Удовольствие и боль, когда их к вам применяет Природа, а не человек, всегда поучительны; они никогда не бывают наградой и наказанием, какими их воспринимает общество. (См. Курс 11, "Гадание и физиогномика", глава 5.)
Другой пример: свеча выглядит очень привлекательно, и я хочу получить от нее впечатления не только через зрение, но и через другие чувства. Поскольку она радует глаз, я ожидаю, что на ощупь и на вкус она не менее приятна. Но в данном случае мое знание оказывается несовершенным, и результатом становится боль. Итак, после касания горящей свечи я пересматриваю свое мнение о ней и решаю, что, хотя зрению она приносит удовольствие, касаться ее или пробовать на вкус -- больно. А годы спустя я могу уже сформулировать обобщение: действие, основанное на несовершенном знании, часто приносит неприятные результаты. Это -- ИСТИНА.
Теперь мы видим, что Истина есть соответствие познаний реальности. И, хотя на этой ранней стадии жизни мой ограниченный опыт заставляет меня формировать много ошибочных заключений на основании впечатлений об окружающем мире, расширение опыта позволяет пересмотреть прежние заключения и чуть больше приблизиться к истине. Таким образом, рост сознания -- это постоянное приближение познаний к реальности, отбрасывание всего того, что оказывается ошибочным, и подтверждение того, что продолжает согласовываться с общей картиной.
В дальнейшей жизни я получаю опыт ментального характера: плоды опыта других людей передаются мне посредством речи и письма. Но даже мысль является движением в некоторой субстанции и предполагает восприятие отношений. Поэтому процесс следования за рассуждениями другого человека -- такой же реальный опыт, как и физическое действие. И я обнаруживаю, что благодаря ментальному усилию могу выводить заключения о вероятном исходе определенного направления действий. Сам я никогда не имел опыта таких действий в своей жизни, но я могу вместо этого обратиться к своему опыту наиболее похожих действий. Если итоговые выводы правильны, если они не расходятся с реальностью, я получаю от них пользу; если же они ошибочны, я страдаю. Сделав этот шаг, в получении необходимого знания я отныне больше полагаюсь на ментальный опыт.
Но, ментальный опыт или физический, -- у нас есть лишь одна причина полагаться на него: он предоставляет нам более или менее точные данные, необходимые для будущих действий.
Только потому, что мы обнаружили, что можем более или менее ясно предвосхищать события и получать от этого пользу, мы учимся полагаться на ментальные процессы. Как чувственные впечатления, так и мышление ценны постольку, поскольку предоставляют нам правильное знание; ведь от этого зависит способность организма постоянно адаптироваться к окружающей среде, а значит, и выживать. Неприспособленность из-за неправильного понимания и рассуждения означает сначала боль, а в перспективе и смерть. Непрерывная же адаптация означает непрерывную жизнь, причем, чем совершеннее адаптация, тем жизнь полнее.
Итак, человек обнаруживает, что для адаптации и выживания
необходим разум, основанный на восприятиях физических чувств, причем ценность
первого зависит от точности вторых. Поэтому, если будут открыты какие-либо
другие средства, дающие более точные результаты или дополнительную информацию,
соображения прогресса требуют их принятия.
Значительная часть мудрости заключается именно в том, чтобы научиться проверять то, что сообщают чувства, на опыте, -- иначе говоря, тестировать в лаборатории жизни точность наблюдений и основанных на них заключений. Особенно важно уметь делать это мысленно, не проходя через медленный и обычно болезненный процесс физической проверки.
Великий мудрец Джордано Бруно убедился в этом в очень молодом возрасте. Глядя издали на вулкан Везувий1, казавшийся лишенным всякой растительности, он мечтал попасть туда и посмотреть на эти безжизненные склоны вблизи. Наконец такая возможность представилась, и он покинул знакомые с детства поля и виноградники. Каково же было его изумление, когда, достигнув далекой горы, он нашел ее склоны покрытыми растительностью! А когда он оглянулся туда, откуда пришел, родная земля показалась ему такой же голой и бесплодной, какой издалека виделась могучая гора. Этого урока он никогда не забывал.
Так Бруно научился не доверять сообщениям органов чувств, а впоследствии тщательно разработал способы проверки и испытания точности всех сенсорных впечатлений. В результате он стал величайшим ученым своего времени, немало способствовал отказу от аристотелевской системы философии и утверждению гелиоцентрической астрономии. Его достижения доказывают то, что он нашел истинный метод мудрости.
Он стал великим потому, что в юном возрасте понял очень важную для всех нас вещь: мы постоянно неверно истолковываем наши сенсорные впечатления и, несмотря на все наши попытки проверять одни из них другими и подвергать их разумному анализу, ежедневно выводим из их сообщений неверные заключения.
Так, мы видим знакомое лицо на другой стороне улицы, подходим, чтобы поздороваться, и обнаруживаем перед собой совершенно чужого человека. Ошибка. Или мы слышим звук и заключаем, что он пришел из далекого источника; но проверка показывает, что источник находится совсем рядом -- просто звук очень слаб. Другая ошибка.
До сих пор мы говорили о сообщениях, полученных от физических органов чувств. Теперь нам нужно обратиться к заявлениям, поступающим от чувств сверхфизических, ведь некоторые люди утверждают, что они способны проверять впечатления физических чувств впечатлениями, полученными из других источников. Они также уверяют нас, что смогут выводить правильные заключения без обычного процесса рассуждения. Как истинность, так и надежность таких впечатлений и заключений нужно подвергнуть такой же самой проверке. Их ценность -- как и ценность обычных заключений -- можно определить только на опыте.
Мы только что установили единственное оправдание принятия отчетов физических чувств и обычных рассуждений в качестве основы для наших действий. Их можно принимать, если вытекающие из них заключения совпадают с последующим опытом. Надежность и истинность других методов истолкования явлений следует определять по этому же критерию.
Так, если я вижу не обычным зрением, но при помощи какой-то другой способности, что ко мне направляется друг, а потом друг действительно приходит с визитом и выясняется, что он был в пути именно тогда, когда я его видел, -- я могу заключить из собственного опыта, что существует некоторый род внутреннего зрения. Если такой опыт у меня бывает часто и каждый раз ясновидимое событие подтверждается во внешнем мире, причем предвидеть его обычными способами я никак не мог, я постепенно убеждаюсь в том, что вполне можно полагаться на такое видение, планируя будущие действия.
Или, предположим, мне делают некое деловое предложение и, еще не начав обдумывать его, я уже чувствую, что дело кончится неудачей, а дальнейшие события показывают, что я был прав. Если такое случается часто, я вполне могу заключить, что существует возможность получения правильного решения вне зависимости от логического рассуждения. А если и во многих случаях я нахожу, что реальный опыт совпадает с впечатлениями, полученными интуитивно, я вполне могу планировать будущие действия, полагаясь на интуицию.
Если же данные физического зрения или обычного рассуждения
входят в конфликт с внутренним видением или интуицией, я должен проанализировать,
что из них чаще всего оказывалось верным в прошлом, и следовать именно
этому.