— Мое тело едино с моими мыслями, мои мысли едины с моей жизненной энергией, моя энергия едина с духом, а мой дух един с Небытием. Любое самое малое явление, любой самый слабый звук внятны мне независимо от того, случаются ли они за пределами Восьми пустынь или прямо под моим носом. Однако ж мне неведомо, воспринимаю ли я их своими органами чувств и конечностя­ми, или я постигаю их сердцем и внутренними органами. Это знание возникает само собой — и только.
Правитель Лу был очень доволен. На следующий день он рассказал об этом Конфуцию, а тот улыбнулся и ничего не сказал.
Первый советник царства Сун навестил Конфуция и спросил его:
— Вы мудрец?
— Как я могу назвать себя мудрецом? Я просто че­ловек, который много учился и имеет обширные по­знания.
— А были ли мудрецами Три Царя xxxii?
— Три Царя умели пользоваться знаниями и отвагой, а были ли они мудрецами — того я не ведаю.
— А были ли мудрецами Пятеро Владык?
— Пятеро Владык умели применять человечность и долг, а были ли они мудрецами — того я не ведаю.
— Тогда были ли мудрецами Трое Высочайших Вла­стителей?
— Трое Высочайших Властителей умели пользоваться обстоятельствами времени, а были ли они мудрецами — того я не ведаю.
— Кого же, по-вашему, можно назвать мудрецом? — спросил в недоумении первый советник.
Конфуций изменился в лице и сказал:
— Среди людей в Западном крае есть настоящий муд­рец. Он не управляет — а в мире нет беспорядка. Не гово­рит — а ему доверяют. Не воспитывает — а его слушаются беспрекословно. Он столь велик, что никто даже не может прославить его. Я догадываюсь, что он воистину мудр, но не знаю, прав ли я в своей догадке xxxiii.
Тут первый советник подумал про себя: “Конфуций меня дурачит!”
Цзы-Ся спросил Конфуция:
—	Что за человек Янь Юань?
—	В человечности он превосходит меня.
—	А что за человек Цзы-Гун? ..далее